28 декабря
В
Итак, Николай Федорович
Фёдоров прожил скромную, но интеллектуально насыщенную жизнь. О скромном
библиотекаре библиотеки Румянцевского музея наш
современник почти ничего не знает, а ведь в свое время скромная каталожная
библиотеки была настоящим интеллектуальным центром Москвы, где вырабатывались
концепции, определившие развитие человечества в 20-м веке.
Свои отзывы про Николая
Федоровича оставили самые разные люди. Так жандармский генерал Нечволодов писал про него в предисловии к своей книге
«Сказания о земле Русской»:
«Кроме приведенных выше
слов И.Е. Забелина, в моих взглядах на русскую историю я во многом находил себе
точку опоры, подтверждение и разъяснение в трудах одного из самых великих своей
любовью к Родине современных русских людей – Николая Федоровича Федорова. При
жизни он был известен многим только как изумительный по добросовестности,
трудолюбию и разнообразию знаний скромный служащий при библиотеке Румянцевского музея в Москве, который знал содержание всех
решительно книг громадной библиотеки этого музея. Ему было также всегда
известно каждое требование всякого посетителя библиотеки на книги, и по этим
требованиям он сразу узнавал действительного работника, с любовью относящегося
к своему делу. Тогда Николай Федорович всей душой привязывался к нему и
старался быть полезным, чем мог, причем от себя посылал изумленному посетителю
еще две-три книги, которых тот совсем не требовал и о существовании которых
совершенно не подозревал, а между тем содержание этих неожиданных книг прямо
отвечало на поставленную им себе задачу. Когда же случалось, что посетитель,
обративший на себя внимание Н.Ф. Федорова, требовал таких книг, каких в Румянцевском музее не было, то он покупал их на свои более
чем скудные средства. Люди, которым приходилось соприкасаться с ним, называли
его мудрецом и праведником, а более близкие к нему говорили, что он был один из
тех немногих праведников, которыми держится мир, и считали Николая Федоровича
по уму и истинно христианской душе – великим и даже великим из
великих. После своего знакомства с Н.Ф. Федоровым граф Л.Н. Толстой, пораженный
его личностью, писал: Николай Федорович святой. Каморка... не хочет жалованья,
нет белья, нет постели. Вслед за кончиной этого замечательного
русского человека, последовавшей в 1903 году, В.А. Кожевников и Н.П. Петерсон предприняли издание его обширных творений под
заглавием Философия общего дела, причем, к сожалению, выпущенная до настоящего
времени в свет первая их часть в продажу не поступила, а была бесплатно
разослана в разного рода библиотеки, так как покойный возмущался торговлей
произведениями мысли и считал это святотатством. По глубочайшему
убеждению Н.Ф. Федорова, конечным общим делом всего человечества является
воскресение из мертвых, которое последует после того, когда наступит на земле
всеобщий братский союз, причем во главе его будет стоять русский государь, а
Россия станет для всех: Родной, милой и дорогой. При жизни Николая Федоровича
весьма немногие были знакомы с его взглядами, но взгляды эти разделялись такими
выдающимися людьми, как Ф.М. Достоевский и В.С. Соловьев; последний называл его
учение – первым движением вперед человеческого духа по пути Христову со времени
появления христианства. В своих творениях, подробно разбирая прошлое России и
ее значение среди остальных государств и высказывая по этим вопросам ряд
изумительно глубоких мыслей, а порой и предсказаний, уже частью
осуществившихся, Николай Федорович совершенно соглашается со
взглядами на будущность Русской земли, высказанными в начале XVI-го века
старцем Елизарова монастыря Филофеем. Так как взгляды
эти полностью восприняты и мною, то в заголовке каждой части настоящего труда
приводятся слова старца Филофея о Русском государстве
из его послания к дьяку Мисюрю Мунехину».
Такого же восторженного
мнения придерживается о Фёдорове и его ученик – революционер Николай Петрович Петерсон (учитель в яснополянской школе Л.Н. Толстого).
Именно благодаря Петерсону и Кожевникову остались
сведения об образе жизни, работах Фёдорова, да и сами работы тоже. Сам Фёдоров
весьма снисходительно относился к авторскому праву. Частично это происходило из
его убеждений, а частично из его основной специальности: кому как не
библиотекарю понятно, что всякая «новая» книга есть компиляция старых. При
жизни Фёдоров не опубликовал ни одной статьи под своим именем. «Все, что
производится умом человеческим, – говорил он, – есть общее достояние всех
людей... К тому же любой литературный или ученый труд есть непременно сгусток
или продолжение мыслей и трудов бесчисленного числа людей, работавших до нас.
Ставить имя писавшего на обложке, например, книги,
поэтому нелепо» писал Фёдоров.
Сразу после смерти
ученого (15 декабря
Н.Ф. Федорова можно с
полным основанием считать основоположником русского космизма.
Образ жизни у Николая
Фёдоровича был установлен годами один и тот же: почти крестьянский. Пища –
хлеб, передвижение всегда пешком. Распорядок дня у него был следующий: (по воспоминаниям
Ю.П.Бартенева, сына издателя «Московских ведомостей», знавшего Федорова многие
годы) приходил Николай Федорович на работу за 1,5-2 часа до открытия
библиотеки. Пока не было читателей, подбирал им книги, рылся в книжных
каталогах и справочниках. Румянцевский музей закрывался в 3 часа дня, но он оставался там еще на 1-1,5
часа – беседы в каталожной с заинтересованными читателями, среди которых почти
весь свет интеллигентной Москвы. Часов в 6 возвращался домой, обедал чем попало, по большей части пил чай с хлебом,
ложился спать на голом сундуке на 1-1,5 часа. Затем читал, писал до 3-4 часов
ночи. Опять засыпал на 2 часа и, напившись чаю, часов
в 7-8 шел в музей. И такую жизнь он вел десятки лет.
Таким образом, Фёдорову
хватало для сна 3-3,5 часов. Тем не менее, старик всегда был бодр и переполнен
энергией!
Лев Толстой вспоминал о
внешности Федорова: «Это был худенький среднего роста старичок, всегда плохо
одетый, необычайно тихий и скромный. На шее вместо воротника он носил какой-то
клетчатый серый шарфик и ходил и зимой и летом в одном и том же старом
коротеньком пальтеце. У него было такое выражение лица, которое не забывается.
При большой подвижности умных, проницательных глаз, он весь светился внутренней
добротой, доходящей до детской наивности. Если бывают святые, то они должны
быть именно такими». Увы, но погубила Федорова шуба, подаренная учениками: в
суровые морозы друзья уговорили Николая Федоровича облачиться в шубу. Федоров
простудился и заболел пневмонией, от которой и скончался.
Денег на себя Федоров
почти не тратил: практически все деньги, получаемые им за работу, тратились на
приобретение книг для библиотеки. Сам Федоров не признавал себя аскетом и
искренне сердился, когда ему говорили об этом. Вся его жизнь была направлена на
интеллектуальный труд: «Память и начитанность его были изумительные, многие
ученые обязаны ему за его указания, и скромная каталожная Румянцевского
музея служила умственным центром Москвы, долго была какой-то лабораторией
мысли, куда тянулись люди, имена которых широко прославлены» – опять вспоминает
Ю.П. Бартенев. «Он жил жизнью подвижника, но не отшельника... людей и общество
очень любил».
В воспоминаниях о
Федорове все отмечают его поразительные, поистине энциклопедические познания из
самых разных областей жизни, науки, искусства. Как вспоминает профессор И.А. Линниченко, образованность Николая Федоровича удивляла
всех, к тому же он в совершенстве знал не только основные европейские языки, но
и хорошо разбирался в ряде восточных письменностей, одно время сильно увлекаясь
китайской. К примеру, Федоров мог любую иностранную книгу тут же вслух
удивительно быстро и правильно читать в переводе на русский язык.
Основной идеей работ
Н.Ф. Федорова был вопрос общего дела для всего человечества. Вот что писал сам
Федоров: «Что может являться основой братства всех людей? Что общего у всех
людей? Смерть». То есть человечество может и должно быть объединено на пути
борьбы со смертью и обретения бессмертия. Вот что еще пишет Н.Ф. Федоров:
«Смерть есть свойство, состояние, обусловленное причинами, но не качество, без
коего человек перестает быть тем, что он есть и чем должен быть».
Задача №1 – обретение
бессмертия для живущего человечества. Задача №2 – воскрешение всех людей, ранее
живших на Земле.
В силу того, что уже
решение задачи №1 требует усилий всего человечества, человечество должно быть
объединено под властью России, так как только русские способны отринуть тот
глупый эгоизм, который овладел миром.
Но в силу того, что
даже решение задачи №1 (бессмертие) потребует ресурсов больших, чем может дать
Земля, то встает вопрос о необходимости освоения космического пространства.
Сначала потребуются ресурсы всей Солнечной Системы, а потом дело дойдет и до
звезд, так как решение проблемы №2 (воскрешение всех людей, живших на Земле) потребует
чудовищное количество материала, который способен дать только Космос. Но и
воскрешенные должны где то жить. Поэтому опять же
требуется освоение космического пространства. Но освоение космического
пространства требует такого преобразования человека, чтобы он был способен жить
в других, в том числе агрессивных средах.
Федоров уже в конце XIX
века видел единственный выход для человечества, упирающегося в неотвратимый
земной финал – истощение земных ресурсов при все большем умножении численности населения, космическая
катастрофа, затухание Солнца и т.д. – в завоевании человечеством новых сред
обитания, в преобразовании сначала Солнечной системы, а затем и дальнего
космоса.
«Во все периоды истории
очевидно стремление, которое доказывает, что человечество не может
удовлетвориться тесными пределами Земли, только земным»,
– писал Федоров.
Только такая
безбрежная, требующая дерзновения область деятельности, как овладение космосом,
привлечет к себе и бесконечно умножит энергию ума, отваги, изобретательности,
самоотверженности, всех совокупных человеческих сил, которые сейчас расходуются
на взаимную рознь или растрачиваются по пустякам. Федоров отмечает две
фундаментальные ограниченности нынешнего человека, тесно связанные между собой.
«Ограниченность в пространстве препятствует повсеместному действию разумных
существ во все миры Вселенной, а ограниченность во времени – смертность –
одновременному действию поколений разумных существ на всю Вселенную».
Первая
ограниченность – в пространстве, прикрепленность к
Земле - разрешается, по мысли Федорова, расселением в космосе, обретением
способности к «бесконечному перемещению», вторая - во времени, наша смертность
– завоеванием бессмертного статуса бытия, восстановлением погибших, умерших.
«Борьба с разъединяющим пространством» для Федорова «первый шаг в борьбе со всепоглощающим временем». Ибо бессмертие возможно только
при условии преодоления изолированности нашей Земли от космоса при
одновременной регуляции космических явлений. Все проекты регуляции природы, в
том числе и космические, включены Федоровым в высшую цель достижения
бессмертного, преображенного статуса мира.
Проект утопичный, но к
его реализации мы, в общем-то, близки: достижения генетики, медицины и физики
способны нам помочь. Однако человечество в космических достижениях застыло на
уровне 1975 года.
Вместо похода к звездам
у нас в моде Интернет и социальные сети. Что-то мы недопонимаем из того, что
понимал Федоров. Вполне возможно, что виной всему воцарившийся вульгарный
материализм. А вот утопические мечты Федорова базировались на христианстве,
пусть даже очень и очень оригинально, если не сказать еретически, осмысленном.
Вот примерная логика
рассуждений Федорова как ее понял автор данной работы.
До момента Воскрешения
Христа люди на Земле пребывали как будто в узилище (тюрьме), находясь под
гнётом первородного греха. Только двум праведникам, упомянутым в Ветхом Завете,
удалось уйти от вечного страха смерти: Еноху и пророку Илии. Жертва Христа
искупила первородный грех и дала возможность людям покинуть узилище по своей
воле. Но после вознесения Христа люди в деле своего спасения не должны уповать
ни кого более, чем на себя. Пример Христа показывает,
что человек способен воскреснуть для жизни вечной, но этим путем должно пойти
все человечество, применяя не пустую веру, а знания и умения. Иными словами на
основе достижений науки человечество должно спасти себя от Смерти, вознестись
на небеса, повторяя подвиг Христа.
Такой подход к
соучастию человека в творении Божьем резко выделял Фёдорова на фоне других
богословов и философов. Этой же темой от Фёдорова «заразился» французский
богослов и палеонтолог монах-иезуит Тейяр де Шарден.
Можно ли отнести
Федорова к философам? Однозначно нет. Вот, что писал Федоров о тщетности
философии, как пустого мудрствования: [Сократ] «от обожания идолов перешел к
обожанию идей», в платоновской же философии «это обожание… перешло в
решительное отделение мысли от дела». Для самого Федорова «идея не субъективна,
но и не объективна – она проективна». То есть не
пустое мудрствование в состоянии прострации перед величием и мощью Вселенной, а
действие с опорой на знания.
Что еще можно отметить
в учении Николая Федоровича?
Н.Ф. Федоров считал,
что жизнь (а значит, и Разум) может существовать в самых необычных формах, не
только биологических. Эту идею разрабатывал также К.Э. Циолковский, который
высказал предположение, что наивысшее развитие Разум достигнет на
небиологической основе, приобретая «полевой», электромагнитный характер. В
связи с этим Циолковский писал о «лучистом» человеке и «лучистом» человечестве.
Сверхновый человек будет разумом настолько превосходить нас, насколько мы выше
одноклеточного организма. Именно в этом состоянии человечество обретет «вечное
блаженство и жизнь бесконечную».
Человечество абсолютно гетеротрофно, уничтожая все, что его окружает. Но уничтожая
биосферу, человек самоуничтожается, поскольку является частью биосферы. Н.Ф.
Федоров считал, что человек будущего - существо автотрофное, т.е. питающееся не
органическими веществами. При помощи Солнечного луча он научится выстраивать
свой организм. Это принципиально иной энергоинформационный способ обмена
человека с окружающей средой. И этот способ обмена, по замыслу Н.Ф. Федорова,
радикально изменит «технологическое и нравственное» лицо человечества.
Федоров не уставал
бичевать пороки буржуазного Запада. Индивидуалистическая культура Новой Европы
представлялась ему системой отношений, которые отрывают человека от живой и
мертвой «родни» и ставят его в условия, не оставляющие ни времени, ни повода
помнить о смерти, предлагающие ему жить так, как если бы смерти не
существовало. Причем история цивилизации, отталкивающейся от
патриархально-родового уклада старой деревенской жизни так же, как она
отталкивается от природы, состоит в совершенстве техники отвлечения человека от
мыслей о жизни и смерти. Федоров – яростный противник
прогресса, как веры в то, что «завтра» будет лучше, чем «сегодня» и тем более –
чем было «вчера». Прогресс представлялся ему торжеством младших над
старшими, вытеснением отцов сынами, возведенным в символ веры, в принцип.
Идеалу прогресса Федоров противопоставляет идеал братского единения всех людей
– и ныне живущих, и давно умерших. Буржуазная цивилизация – цивилизация
городская, и к селу она относится, «как хищник», подвергая его нещадной
эксплуатации. «…Город есть общество, находящееся под
надзором, постоянно усиливающимся – общество, держащееся карою наказаний; это
не братство, а гражданство, не отечество, а безродное государство…» Современное
производство, основывающееся на разделении труда, уродует, калечит человека,
одного превращая в придаток машины, другого замыкает в кабинет, лабораторию,
обрекая на существование в мире отвлеченном, оторванном от жизни и смерти
других людей.
Неприятие буржуазной,
городской цивилизации, отвлекающей человека от главного дела – дела воскрешения
предков, приобрело в учении Федорова специфическую окраску неприятия общества,
в котором царствует женщина и которое обслуживает половой инстинкт. Служение женщине представляет собой, по убеждению Федорова,
«скрытую основу цивилизационного движения (падения,
эволюции)… Через женщину действует слепая сила природы, искусственно возбуждая
похоть мужчины разнообразными игрушками цивилизации (одеждой, мебелью,
парфюмерией, украшениями и т.п.) и созидая поприще полового подбора, ибо «женщина,
пользуясь всеми произведениями фабрик и заводов для соблазна мужчин, заставляет
и последних пользоваться произведениями тех же фабрик и заводов, чтобы в свою очередь, путем соперничества друг с другом, действовать на
нее, на женщину» (Федоров, Н. Ф. Философия общего дела. Т. 1. Верный,
1906. С. 496).
Таким образом, Федоров
выступает против урбанизации и победы городского пространства над деревней.
Современный этолог Конрад Лоренц также убежден в исключительной вредности
городского образа жизни для человека.
Влияние Федорова на
современников было очень значительным.
Шестнадцатилетний Костя
Циолковский по настоянию отца приехал в Москву для самообразования и
познакомился в библиотеке с Николаем Федоровичем. Последний принимает участие в
судьбе юноши, экзаменует его, обнаруживает несистемность
и «провалы» в его образовании и составляет программу для самообучения.
Наставник передал юноше, по нашему мнению, и методику самообучения, которая
включала как минимум два положения: 1) самообразование должно быть организовано
и систематизировано в соответствии с выбранным делом жизни; 2) приобретение
знаний не должно быть оторвано от их применения. Константин Эдуардович так о
себе и напишет: «Я учился творя...». Общение их длится около трех лет.
Циолковский считал Федорова человеком необыкновенным, а встречу с ним – счастьем.
«Он заменил мне профессоров университета, с которыми я не общался..., его мысли
поразили меня...» К.Э. Циолковский свидетельствует: «...на самое последнее
место я поставил благополучие родных и близких. Все для высокого...,
чтобы продвинуть человечество хоть немного вперед... Я тогда по-юношески
мечтал», – пишет он о своем пребывании в Москве, – «о покорении межпланетных
пространств, мучительно искал пути к звездам, но не встречал ни одного
единомышленника. В лице же Федорова судьба послала мне человека, считавшего,
так же как и я, что люди непременно завоюют космос. Но, по иронии той же
судьбы, я совершенно не знал о взглядах Федорова. Мы много разговаривали на
многие темы, но космос почему-то обходили. Вероятно, сказалась разница в
возрасте. Такие разговоры о космосе со мной он находил, видимо,
преждевременными». Федоров стал первым у нас философом космоса и жил в твердой
уверенности, что Россия окажется первой страной в деле его освоения. «Я, –
говорил К.Э.Циолковский, – преклоняюсь перед Федоровым. У нас в семье любовь к
России ставилась на первое место, а Федоров был верным сыном России. Я часто
повторяю его слова, ставшие мне известными не от него самого, а много лет
спустя после его смерти: «Сама ширь земли русской способствует образованию богатырских
характеров и как бы приглашает к небесному подвигу».
Интересен и вопрос
взаимоотношений Николая Федоровича с Л.Н. Толстым. В
Сам Федоров относился к
Толстому предельно иронично. Когда Толстой в подражание Федорову начал убого
одеваться, Федоров над Толстым посмеивался: «Что, меня перещеголять хотите? Не
перещеголяете!»
Федоров требовал, чтобы
Лев Николаевич распространял его идеи. «Он не просил, а именно требовал. А
когда Толстой в самой мягкой форме отказывался, то обижался и не мог простить»,
– по воспоминаниям сына Л.Н. Толстого, Ильи Львовича. Писатель, правда,
объяснял дело так: «...Если бы у меня не было своего учения, я был бы
последователем учения Николая Федоровича». Но и тут Толстой попадал под шквал
справедливой критики Федорова: у Толстого не учение, а недоразумение, разве
можно, в самом деле, признать учением теорию о «неделаньи
и недуманьи». «Многоталантливый
художник и ремесленник, и совершенно бесталанный философ Толстой не подлежит
вменению... Ему очень хотелось бы поруганий, поношений, что придало бы ему
ореол мученичества, он так жаждет дешевой ценой
приобретенного мученичества... Толстой избалован всеобщим поклонением...».
Оказал огромное влияние
Федоров и на Вл. Соловьева, и на многих других.
Отслеживал способных людей он по каталогу в библиотеке: Если занятия того или
иного читателя принимали серьезное направление, через некоторое время следовало
приглашение: «Вас просит пожаловать к себе Николай Федорович». То есть
каталожная библиотеки Румянцевского музея была
постоянно действующим семинаром, посредством которого Федоров распространял
свои идеи.
Огромное влияние оказал
Н.Ф. Федоров на науку и жизнь 20-го века. Учение Н.Ф. Федорова получило
дальнейшее осознание у академика В.И.
Вернадского (учение о ноосфере) и французского богослова и палеонтолога Тейяра
де Шардена (тоже учение о ноосфере).
Здесь интересно то,
что, и Вернадский, и Тейяр де Шарден развивали мысли и идеи Федорова, но каждый
по-своему. Вернадский развивал теорию эволюции, как появление у природы и жизни
разумного начала, а Тейяр де Шарден развивал мистическую составляющую учения
Федорова приложительно к эволюции.
Сущность теории
Вернадского не имеет смысла подробно здесь описывать, так как она очень
подробно изложена в отечественной литературе.
Вот она вкратце:
Учение о биосфере и
ноосфере. В структуре биосферы Вернадский выделял семь видов вещества:
живое;
биогенное
(возникшее из живого или подвергшееся переработке);
косное
(абиотическое, образованное вне жизни);
биокосное
(возникшее на стыке живого и неживого; к биокосному, по Вернадскому, относится почва);
вещество в стадии
радиоактивного распада;
рассеянные атомы;
вещество космического
происхождения.
Вернадский был
сторонником гипотезы панспермии. Методы и подходы кристаллографии Вернадский
распространял на вещество живых организмов. Живое вещество развивается в
реальном пространстве, которое обладает определённой структурой, симметрией и дисимметрией. Строение вещества соответствует некоему
пространству, а их разнообразие свидетельствует о разнообразии пространств.
Таким образом, живое и косное не могут иметь общее происхождение, они
происходят из разных пространств, извечно находящихся рядом в Космосе.
Некоторое время Вернадский связывал особенности пространства живого вещества с
его предполагаемым неевклидовым характером, но по неясным причинам отказался от
этой трактовки и стал объяснять пространство живого как единство
пространства-времени.
Важным этапом
необратимой эволюции биосферы Вернадский считал её переход в стадию ноосферы.
Основные предпосылки
возникновения ноосферы:
1) расселение Homo sapiens по всей поверхности
планеты и его победа в соревновании с другими биологическими видами;
2) развитие
всепланетных систем связи, создание единой для человечества информационной системы;
3) открытие таких новых
источников энергии как атомная, после чего деятельность человека становится
важной геологической силой;
4) победа демократий и
доступ к управлению широких народных масс;
5) всё более широкое
вовлечение людей в занятия наукой, что также делает человечество геологической
силой. (ru.m.wikipedia.org/wiki).
По теории В.И.
Вернадского: с момента своего появления жизнь борется со смертью, вовлекая в
непрерывный поток жизни все новые и новые атомы. Жизнь ширится и наполняет собой
все новые и новые среды обитания и территории. В конце концов, жизни должно
стать тесно на одной планете. Кроме того, в процессе собственного развития
жизнь создает из самой себя разум, как:
а) способность жизни
осознать самое себя;
б) как способ жизни
стать бессмертной.
Только разум способен
сделать жизнь на Земле вечной и защитить ее от следующих угроз:
а) катастрофическое
вымирание от извержения вулканов и падения астероидов;
б) вымирание от
исчерпания ресурсов;
в) смерть из-за
угасания Солнца.
То есть теория
Вернадского оптимистична и полагает, что человеку хватит ума отказаться от
хищнического расходования ресурсов планеты и ее загрязнения, от ядерной войны.
Теория Тейяра де
Шардена не столь известна отечественному читателю. Вот краткое изложение теории
ученого монаха-иезуита.
Тейяр исходит из
соответствия теории эволюции Христианскому учению Здесь
Тейяр не новатор и даже не оригинален. Первым, кто в рамках христианства начал
говорить об эволюции мира, о саморазвитии Природы по программе, заложенной Богом,
был ученик Оригена Григорий Нисский
– один из учителей Церкви. Так Григорий Нисский
писал: «Все вещи и события были созданы богом сразу, в едином вневременном
акте, однако только в потенциальной форме, в форме... семян, содержащих в себе
скрытую энергию и, так сказать, программу будущего развития. Затем все это
множество семян последовательно, каждое в свое время, естественным путем и без
дополнительного вмешательства бога развивается во все явления:
которые составляли, составляют и будут составлять мир». (Майоров
Г.Г. Формирование средневековой философии. М.: Мысль,
1979).
Отсюда один шаг до
теории эволюции, но после Григория христианство сделало резкий шаг в сторону и
назад, что особенно карикатурно выглядело в католицизме Рима, впавшем в теизм.
С момент провозглашения
Гербертом Чербери деизма взгляды на Бога как на
«программиста» мира опять вернулись в западную философию (в православии не было
впадения в тупой теизм, поэтому провозглашения деизма не требовалось). Эразм
Дарвин и Ламарк, Уоллес и Лайель уже давно стояли на точке зрения, сочетавшей
творение и эволюцию. На необходимости идеи эволюции для
христианского мировоззрения настаивал и В. Соловьев (Собр. соч. Т. 8. С. 198). До революции в России церковные издательства
выпустили книги зоолога Э. Васмана (1859-1931) и
ботаника Е. Деннерта, где развивалась религиозная
концепция эволюции.
Тейяр лишь суммировал
основные принципы христианского понимания эволюции. Тейяр лишь развивал дальше
это понимание и стремился сделать его достоянием широких кругов. Проблема для
Тейяра лежала в несколько иной плоскости: не скатиться по накатанной дорожке
христианского гностицизма, в «скользкой яме» которого находились Флоровский и
В.Соловьев. Тейяр решился преодолеть эту яму с божьей помощью, привлекая Бога в
помощь на пути совершенствования человечества и мира, когда мир, при помощи
Бога и усилиями человечества совершит восхождение в мир Божественного
совершенства. Эту фазу мировой эволюции он называет «точкой Омега». О
наступлении этого Царства, являющегося в конце всемирно-исторической драмы,
говорит последняя книга Библии – Апокалипсис.
Учение Тейяра де
Шардена о переходе человечества к «точке Омега» является, по существу, одним из
вариантов хилиастического толкования истории. Правда,
«точка Омега» есть для него уже выход за пределы собственно истории. «Принятие
Бога в сознание самой ноосферы, – говорит он, – слияние кругов с их общим
Центром, не является ли откровением «Теосферы»? (Construire
У Шардена наличествует
видение мира как живого организма, пронизанного Божеством и устремленного к
совершенству. Воплощением этого тяготения и является эволюция универсума, на
вершине которой стоит человек. У корней эволюции он видит творческие силы,
которые как бы свернуты, скрыты и разворачиваются постепенно в ходе развития.
Но, когда в лице человека эволюция достигает критической точки, начинается
объединение, конвергенция: мир устремляется к высшему Синтезу. Эта схема
развития (единство, дифференциация, синтез) восходит к Гегелю и была позднее раскрыта
В. Соловьевым. Но Тейяр придал ей особую биологическую и космическую окраску,
так как естествознание подтверждает ее с исключительной наглядностью.
При рассмотрении
структуры материи Тейяр последовательно и логично идет к панпсихизму. То есть
Шарден таки впадает в ересь гилозоизма: он отправляется от человека,
обладающего «внутренним» миром, и делает, в общем, вполне логичный вывод о
наличии подобной внутренней стороны у животных, растений, неживой природы (эту
мысль развивали еще А. Шопенгауэр и В. Соловьев).
Тейяр склонен к
принятию теории «взрыва» и «расширяющейся Вселенной». В момент «взрыва» из
вещества путем внезапной трансформации образуются устойчивые единицы
элементарной материи. «Преджизнь», скрытая
«радиальная» энергия, ведет материальный мир по пути усложнения. Эволюция
начинается еще задолго до появления живых организмов. Ткань универсума несет в
себе координацию внутреннего («психического») и внешнего, структурного
(«тангенциального»). Она является одновременно живой системой взаимосвязей,
органическим (а не механическим) взаимопроникновением элементов.
Говоря об эволюции,
Тейяр справедливо настаивает на том, что в настоящее время она перестала быть
спорной гипотезой. «В мире, – пишет он, – еще встречаются люди, подозрительно и
скептически настроенные в отношении эволюции. Зная природу и натуралистов лишь
по книгам, они полагают, что борьба вокруг трансформизма все еще продолжается,
как во времена Дарвина. А поскольку в биологии идут дискуссии относительно
механизма видообразования, они воображают, что эта наука сомневается или еще
могла бы сомневаться, не отрицая себя самой, насчет факта и реальности такого
развития. Но положение дел совершенно иное».
Но в отличие от Дарвина
он видит в основе эволюции не случайность, не естественный отбор случайных
признаков, а путь к заранее намеченной цели:
«Я считаю, – пишет он,
– что существуют направление и линия прогресса жизни, столь отчетливые, что их
реальность, как я убежден, будет общепризнана
завтрашней наукой». В сущности это то, что в теории науки называется
номогенезом. Тейяр пишет: «от одного зоологического пласта к другому что-то
безостановочно рывками развивается и возрастает в одном и том же направлении. И это – наиболее физически существенное на нашей планете» (Феномен
Человека. С. 147).
В момент появления
человека Тейяр полагает, что имел место творческий акт Бога: даже развитые
животные не обладают разумом в человеческом понимании, они не способны к
осознанию себя в мире и к преобразованию мира. В случае опасности они
предпочтут бегство или героическую гибель, но никак не изменение мира.
С возникновением
человека наряду с биосферой появляется ноосфера. По мнению Тейяра, она не может
остановиться в своем развитии, ибо она есть часть эволюции. Ее шедевры – это
мысль, личность, многоединство сознаний. Но этого
мало. Выходя за рамки «феномена», Тейяр ожидает нового этапа эволюции, когда
человечество сольется в единстве «точки Омега»... Подобно тому, как слияние
одноклеточных животных в организм было началом дальнейшего прогресса, так и
духовное объединение человечества ведет его к Сверхжизни
и Сверхчеловечеству. Распространение мысли и силы
человека по Земле, его «планетизация» – это залог
будущего. Тейяр верит в то, что все развитие науки, техники, социальных систем
ведет к этой высшей духовной точке. В век, когда столь многие проклинают
технику и тяготятся цивилизацией, он усматривает в них «гоминизацию
Земли и мира». Но Тейяр идет еще дальше. «Может ли, – говорит он, – универсум
окончиться иначе, чем в безмерном?.. Человек никогда не сумеет превзойти человека, объединяясь с самим
собой» (ФЧ. С. 247, 249). Нужно, чтобы нечто
сверхчеловеческое реально существовало независимо от людей. Это и есть «точка
Омега».
«Омега» представляет
собой, с одной стороны, то, что восточные богословы называли «соборностью» –
единение без смешения, слияние без поглощения.
«Двигателем
сознательной жизни, – говорит Тейяр, – может быть только Абсолютное, то есть
Божественное. Религию можно было понимать как простое утешение, как «опиум». На самом же деле ее подлинной задачей является поддержка и
пробуждение прогресса жизни» (L’Energie humaine. P. 221). Только
бесконечные перспективы того, что восточные Отцы Церкви называли «теозисом» (обожением), могут быть
подлинной путеводной звездой человечества в грядущем.
Связь тейяровской «точки Омега» с идеей «теозиса»
приближает его к православному мышлению, хотя лично он был мало знаком с восточнохристианским богословием.
Учение Тейяра стало
широко известно на Западе и имеет отражение в художественной литературе (Дэн Сиимонс «Гиперион», Фрэнсис Карсак «Бегство Земли» и
др.) Но, по сути – это отражение учения Федорова в католицизме посредством
лекций Вернадского.
В
нашей науке и литературе последователями идей Федорова были: среди религиозных
философов, как мы их сейчас называем, русского ренессанса – это Н.А. Бердяев,
С.Н. Булгаков, В.С. Соловьев, П.А. Флоренский; среди ученых-естественников –
К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский; среди поэтов и литераторов –
В. Хлебников, В. Брюсов, Н. Заболоцкий, А.П. Платонов.
Учение Федорова
буквально подтолкнуло Россию к началу осуществления космической гонки. Не будет
преувеличением сказать, что всё ядро ГИРД было сторонниками его учения. Увы, но
в процессе развития СССР учение Н.Ф. Фёдорова забылось.
Тут следует, однако,
обратить внимание на то, что коммунизм Фёдорова в корне отличался от коммунизма
Маркса. Коммунизм Маркса – это Шабад – успокоение
человечества в конце времен в земной юдоли, безо всяких претензий на
божественность. Иными словами коммунизм Маркса – это идеал Ветхого Завета:
человек живет в тварном мире и радуется. А вот идеал
Фёдорова – это идеал Нового (Благого) Завета: человек должен освободиться от
смерти к Новой Жизни, и сделать это надлежит не иначе как на небесах, то есть
все человечество обязано повторить подвиг Исуса
Христа. Таким образом, коммунизм Маркса и коммунизм Фёдорова изначально разные. Тем не менее, под занавес существования СССР была
осуществлена попытка реабилитации и мобилизации трудов Н.Ф. Федорова: в
издательстве «Мысль» в
Список источников и литературы:
1. Федоров Н.Ф. «Сочинения». М., «Мысль»,
2. Львов В. «Загадочный старик». «Нева»,
3. Семенова С.Г. «Николай Федорович Федоров» (жизнь
и учение). «Прометей», М., «Молодая гвардия»,
4. Толстой Л.Н. «Мои воспоминания». М.,1969 г.,
стр. 190.
5. Борисов В. «Идеальный библиотекарь». «Альманах
библиофила». М.,1979 г., выпуск 6, стр. 201-206.
6. Космодемьянский А.А. «К.Э. Циолковский». М.,
«Наука»,
7. Достоевский Ф.М. «Письма». Соч., том 4,
8. Нечволодов А.Д.
«Сказания о Русской земле». М., «Вече»
9. Тейяр де Шарден. «Феномен человек». М.,
10. Чайковский Ю.В.
«Наука о развитии жизни». М.,