Смутное время в России (1605-1613), случившееся при смене династии московских царей, являлось частью большой Восточно-Европейской «столетней войны» между Россией и Речью Посполитой. Война эта началась в конце 16-го века, а закончилась в конце 17-го века заключением «вечного мира» с Польшей.

Причины этого затяжного международного конфликта заключаются, с одной стороны – в продолжении «крестовых походов» времен средневековья (экспансии католицизма), а с другой стороны, в стремлении (по Пушкину) «славянских ручьёв» «слиться в русском море» – т.е. в создании единой славянской державы – наследницы Киевской Руси.

Авторская политическая оценка произошедшим тогда событиям заключается в том, то насаждение католицизма ни к чему хорошему не привело. Вся Европа тех времен раздиралась религиозными конфликтами между народившимися протестантами, кальвинистами, лютеранами, гугенотами и прочими концессиями. Вся её территория покрылась сетью карликовых княжеств и королевств, создаваемых по интернациональным династическим принципам, игнорирующим принципы национальные. Русская идея, пусть и не реализованная в полной мере, оказалась более прогрессивной, и в итоге способствовала возникновению свободных славянских государств, а для России – Российской империи.

Во времена Ивана Грозного Московское царство стало ареной династических и международных интриг. Причиной тому было быстрое расширение восточных, укрепление южных и частичное возвращение западных границ русского государства. Поскольку московская власть полностью контролировала Волжский путь, и имела сильное влияние на путь Донской, Англия и Голландия была заинтересована в сотрудничестве с ней по части торговой, т.е. для торговли с Персией, Китаем и Индией. Австрия видела в России союзника в борьбе с турками. Литва и Польша тоже хотели видеть в России скорее союзника, нежели врага. Поэтому, несмотря на Ливонскую войну, государи Польши и России вели династические переговоры. Суть этих переговоров была в том, чтобы объединить страны мирным путем. Так Иван Грозный баллотировался на польский престол, а Стефан Баторий – на московский.

В 1584 г. Стефан Баторий умер, и Россия возобновила переговоры о воставлении на польский престол царя Фёдора Иоанновича. Тут же отправили посольство Ржевского – «будут оба государства на всех недругов за одно и все земельные споры сами собой решатся». Из Литвы послы Черниковский и Огинский приехали в Москву и московские бояре говорили: «у Бога просим, чтобы государство Московское, Польское и Литовское были под одной царской рукой… если б наши страны соединились то поганские (басурманские) государи руки свои опустили». На избирательном сейме было выставлено три знамени: московское – шапка, австрийское – шляпа и шведское – сельдь, и под шапкою оказалось большинство. Польский сейм, тем не менее, боясь московской деспотии и потери вольностей, а более всего – из-за религиозных разногласий – призвал шведского принца Сигизмунда. Русская партия в Литве готова была признать Фёдора. Т.е. Киев, Волынь, Подолье и Подляшье хотели оторваться от Польши и спрашивали – не возьмет ли нас царь без Польши? [1]

С приходом к власти Бориса Годунова, а в Польше – Сигизмунда, идея национального объединения приобрела совсем другой подтекст. Король Сигизмунд, будучи религиозным фанатиком, мечтал «окатоличить» всех и вся, а Годунов ни о чем другом не думал, как упрочить, любыми средствами, свою семейную династию. В итоге и то, и другое обернулось катастрофой. Польша развалилась из-за религиозных противоречий, а в России появилось немыслимое для прошлых времен явление – самозванцы.

Годунов и Сигизмунд. Ни тот, ни другой не понимали, что их цели являются лишь средством для достижения чего-то более значительного и поэтому оба потеряли важных союзников и нажили множество врагов. Союзниками Сигизмунда могли бы стать как протестантские страны Европы (Голландия, Швеция и Англия), так и турецкие «бусурмане», а они, напротив, в период Смуты были на стороне России. Союзниками Годунова против любого самозванца могла бы быть правящая российская элита, а она с готовностью присягала чужакам, помня прежние династические обиды и опалы.

Справедливости ради следует отметить, что Годунов был успешным политическим интриганом. Пользуясь «раздраем» у католиков и протестантов, при нейтралитете Польши, в 1590 г. русские войска отвоевали у шведов Иван-город, Ям и Копорье. Из-за австро-турецкой войны русская дипломатия заключает перемирие с Турцией. В 1593 г. в Ливнах между крымским Казы-гиреем и Фёдором был заключен договор о ненападении. Плетя свои интриги, царь Борис натравливал турок на Польшу и Австрию, австрийцев провоцировал напасть на Польшу, а шведов агитировал биться с неверными «папежниками».

Польше Годунов, похоже, дал какие-то особые обязательства, которые, конечно, не исполнил. Когда канцлер Лев Сапега прибыл в Москву, его более месяца не принимали под смехотворным предлогом – у государя болит большой палец на ноге. Сами же москвичи ждали шведов и ими пытались запугать польских дипломатов, или сделать их более сговорчивыми. (Описываемые автором признаки болезни указывают на подагру, острые приступы которой, вообще-то – вполне уважаемая причина для «больничного листа» во все времена – прим. ред.)

Первоначальными требованиями Сапеги были вечная дружба и братская любовь, как людей одной веры – христианской, одного языка и народа славянского. Обоим государям иметь одних врагов и друзей и в иные союзы в одиночку не вступать. В случае нападения обороняться вместе. Подданным двух стран вольно ездить и жить, где хотят. Разрешить церкви римские строить в России, а православные в Польше. Выдача преступников. Общий флот. Одинаковая монета. Изготовить две одинаковые короны для царя московского и короля польского. Король в Польше избирается по совету с царем московским. Если у Сигизмунда не останется сына, то царь московский правит двумя странами. Если у Бориса не останется сына, то Сигизмунд должен быть государем московским. [1] Фактически предлагалось соединение двух государств в одно. Очевидно, это и были «предвыборные» обещания правителям Речи Посполитой, которые Борис тут же «забыл». Кстати, все желаемое Польшей стало сбываться с приходом к власти Петра I, но почему-то полякам это совсем не понравилось…

Озлобленный Сапега, не солоно хлебавши, уехал в Польшу. Ему не «попустили» и такой малости – именовать Сигизмунда и шведским королём тоже. Мол, на шведском королевстве правит Карл и нечего говорить то, чего за собою нет.

Именно с этого конфликта начинаются истоки становления Самозванца. Знаменитый русский историк С. Соловьев прямо указывает на Сапегу, как на автора этого плана. Есть версия, что, будучи в Москве, он с помощью Шуйских сошелся с сыном галицкого дворянина Богдана Отрепьева – Григорием. Тот отличался грамотностью, хотя и жил в холопьях сначала у Романовых, а затем у Черкасских. Вслед за опалой Романовых беда грозит и Григорию, и он постригается в монахи и попадает в Чудов монастырь. Смышленый монах становится писарем у самого патриарха Иова. Вскоре следует донос, что монах считает себя царским сыном. Патриарх Иов проигнорировал этот донос и тогда донос отсылается самому Борису. Годунов велит сослать монаха в Кирилов монастырь, но тот бежит в Галич, а затем в Киев. После этого самозванец, с подачи Сапеги, рекомендован князю Вишневицкому (1603). [2]

Историк С. Соловьёв допускает, что Григорию внушили мысль о его тайном высоком происхождении, и сам он искренне считал себя царским сыном. Для достижения власти Отрепьев сошелся с иезуитами папы Павла V, которые и перекрестили его в римскую веру. Заручившись поддержкой папского престола, Лжедмитрий разъезжал по Польше, набирая сторонников. Сигизмунд признал Дмитрия за подлинного царевича, назначил ему жалование 40000 злотых и разрешил своим панам частным образом помогать Отрепьеву в восстановлении на царство. Летом 15 августа 1604 г. отряд Лжедмитрия в составе 1600 человек перешел русскую границу. [1]

Понятно, что с таким небольшим войском самозванец не мог иметь большого успеха. Сначала он был разбит в битве у Добрыничей. В этой битве (21.01.1605) победу обеспечили стрелецкие полки, в составе которых было 100 воронежских и 100 елецких стрельцов. [3] Отрепьев был готов бежать в Польшу, но был удержан от бегства воровскими казаками и эмиссарами от боярской оппозиции. В битве под Кромами на его сторону переходят царские войска. Самозванца поддержали не столько воровские казаки атамана Корелы, сколько именитые бояре: Михайло Салтыков, Пётр Шереметьев, Иван Голицин, Иван Воротынский, братья Шуйские и многие другие «рюриковичи». Зная правду о самозванце, они преследовали свой интерес – убрать Бориса, затем разоблачить Отрепьева и самим править боярской республикой.

Бориса били его же оружием – всенародной поддержкой, интригами и, наконец, ядом. Царь Борис «скоропостижно» умер, сына его Фёдора задушили Голицин, Мосальский и Молчанов, а сосланный было простым монахом в Старицкий монастырь Лжедмитрий венчался на царство 30 июня 1605 г.

Воронеж в годы Смуты занимал особое положение. При «воцарении» обоих Лжедмитриев ему отводилась роль базы для броска на Азов, куда свозились нужные припасы. Перемены касались лишь царских воевод, переставляемых волей очередных московских властителей. Остальное население равнодушно присягало центральной власти, какой бы она ни была. Подобным конформизмом отличались не только воронежцы. Практически все население России до определенного момента признавало каждого «мимолетного» самодержца. Весьма показателен пример Григория Ромодановского, бывшего воронежским воеводой в 1588 г.: он легко признал Лжедмитрия I и был пожалован в окольничие (чиновник, находящийся около государя, почти боярин). При свержении Лжедмитрия I он охранял польское посольство от разъяренных москвичей. Затем, в правление Шуйского, во главе сторожевого полка был направлен под Тулу подавлять выступление Болотникова. Будучи воеводой в Кашире, он вынуждено присягнул Лжедмитрию II. Далее Ромодановский служил «семибоярщине» и вместе с Львом Сапегой выступил против войск ополчения Минина и Пожарского, и за это был назначен боярином. После освобождения Москвы войсками Минина и Пожарского участвовал в Земском соборе и подписал грамоту об избрании царем Михаила Романова. После окончания Смуты в 1615 г. вместе с Козьмой Мининым был послан в Казань. В 1615 г. защищал Москву от королевича Владислава и держал оборону у Никитских ворот. [3]

Впрочем, по «официальной версии» сам Воронеж был основан незадолго до Смуты и был дважды разорен. Так может, и жителей там особенно много и не было? Однако, в 1615 г. согласно «Дозорной книге», составленной Киреевским, в Воронежском уезде насчитывалось 53 селения с церквями и монастырями. По авторскому подсчету население уезда (из расчета: 800 человек на селение и восемь тысяч горожан) составляло более 40 тыс. человек. Сам город Воронеж имел два пояса укреплений – малый рубленый город (кремль) и острог. Периметр крепости составлял 1,7 км. По всему периметру было расположено 16 башен, за стенами города был вырыт ров и установлены надолбы. За острожными стенами располагались семь слобод, из которых самыми многочисленными были Беломестная слобода, населенная беломестными казаками (108 дворов), слобода Полковых казаков (296 дворов) и Стрелецкая слобода (198 дворов). [4] Помимо городских слобод по всей нынешней городской территории располагались казачьи слободы на Чижовке, в Шилово, Придаче, Отрожке и Масловке, и далее – в Ямном, Чертовицке, Борщёве и Усмань Собакине (Новой Усмани), также жили служилые казаки. Большая сила. Не удивительно, что в 1617 г. Воронеж успешно выдержал осаду пяти полков польских интервентов, а в следующем году войска гетмана Сагайдачного при походе на Москву, зная о мощной защите города, обошли Воронеж стороной.

Про год основания Воронежа. Как-то не верится, что в период безвластия из разоренного войнами и смутами Московского царства пришло столько «смышленых» людей, которые назвались казаками и так быстро и ловко все устроили – и город, и кремль, и густо населенные пригороды. Конечно, не так – многие «государевы городки» были просто возобновлены. Такие города, как Воронеж, Ливны, Елец, Белгород, Оскол, Курск – известные со времен Киевской Руси, получили вторую жизнь, став центрами кристаллизации активной обороны и надежным заслоном от татарских набегов на Кальмусском, Ногайском и Астраханском шляхах. В период Смуты именно они спасли безначальное государство от ещё большего разорения.

Так что же представлял собой Воронеж в годы Смуты? Прежде всего, земли Воронежского уезда были довольно плотно заселены ещё со времен Золотой орды. Со времен Ивана III они прочно входят в состав Московского царства, сохраняя, однако, определенную автономию. Московские служилые люди появились в Воронежском крае во времена Ивана Грозного. После набега Девлет Гирея на Москву появилась необходимость в организации станичной и сторожевой службы значительно южнее прежней, Окской линии обороны. Царские воеводы, дети боярские и дворяне на новой границе составляли ничтожный процент населения. Основной воинский контингент составляли донские и воронежские казаки. Из них же набирались стрельцы, пушкари и затиньщики. Различие между ними было в том, что казаки несли конную службу, а другие сражались пешими. [3]

В правление Ивана Грозного пограничную службу в землях верхнего Воронежа «курировал» род Романовых (Никита Романович Юрьев). Собственно, именно Никита Романович и реорганизовал станичную и сторожевую службу из сезонной (полевой), т.е. разъездной, в станичную. С 1585-1586 гг. линия станичных укреплений по распоряжению Никиты Романовича передвинулась к устью Воронежа. Посреди казачьих станиц стали возникать укрепленные остроги. Каждому казаку было велено привези к городу по пятьдесят бревен определенного размера. [5]

Формально считается, что строительством воронежского острога ведал воевода Семён Сабуров, но на деле он уже в сентябре 1586 г. был отозван в Москву. Город строили казаки под руководством казачьего головы Василия Биркина.

Население Воронежа к назначенным воеводам относилось как к временщикам. Так, назначенный в 1588 г. воевода Григорий Ромодановский был избит воронежскими стрельцами и изгнан из города. Следующий воевода Иван Долгорукий допустил разорение города «воровскими черкасами» (1590) и восстанавливал воронежский острог простой дворянин Петр Суворов. [3]

В 1593-1594 гг. Воронеж вообще не имел воеводы и управлялся казачьим головой Иваном Кобяковым. Царское правительство ввело для казаков должность сотников, назначаемых из дворян, но головы не давали им списков подчиненных. Равно с Кобяковым дела вел его помощник Борис Хрущов. Дворяне посылали царю бесконечные жалобы.

«Жалоба, государь, нам на Бориса на Хрущова. Велел ты, государь, нам, холопем твоим, быти у своего государева дела на Воронеже у казаков в сотниках с тем Борисом Хрущевым, и Борис, государь, Хрущев, нам, холопем твоим, сотен не даст и им он казал их не даст же… нас, холопей твоих, Борис Хрущов лаел матерны перед Иваном Федоровичем Кобяковым и перед многими воронежскими казаки…. И нас, холопей твоих, казаки не слушают, на караулах ставятца не сполна, и мы, холопи твои, приезжаючи Борису Хрущову извещаем, и Борис, государь, Хрущов за то нас велел лаять. Царь государь смилуйся». [7]

Такое положение сохранялось в Воронеже до самой Смуты. Власть назначаемых воевод во многом была лишь формальной, а реальная власть принадлежала бессменному казачьему голове Борису Хрущову. Надо сказать, что личность Хрущова была весьма своеобразна. Он даже не боялся противиться царскому указу о закрепощении крестьян. В «отписке» Ивана Кобякова Хрущов обвиняется в том, что он «не отдаёт дворянам беглых крестьян, записавшихся в казаки: велит им прятаться в лесу». Правда, когда дело коснулось беглых крестьян Александра Никитича Романова, Хрущов был вынужден вернуть крестьян бывшему владельцу. Жалование, выданное новоявленным казакам (2 рубля денег и фунт селитры) пропало. [3]

Учитывая независимое положение воронежцев, Борис Годунов применил к ним явно «популистскую» меру – 13 мая 1598 г. он отправляет своих слуг с невиданным поручением – собрать на площади дворян, казаков и стрельцов и спросить их о здоровье. «Невиданным» это поручение выглядит потому, что «о здоровье» спрашивали лишь на дипломатических приёмах межгосударственного уровня. [3]

Трудно сказать, как развивались бы события при «нормальном» продолжении царствования царя Бориса, но получилось так, что последующие события получили совершенно «фантастический» оборот, перевернувший весь ход российской истории. Историки до сих пор спорят, что явилось причиной падения новой династии – небывалый голод, крепостное право, репрессии против бояр или международные интриги. Но случай небывалый – политический авантюрист с темным прошлым был всенародно признан царём Дмитрием. Не удивительно, что жители Воронежа вместе с воеводой Борисом Приимковым-Ростовским присягнули самозванцу.

В отличии от боярской верхушки, присягнувшей царевичу Владиславу, воронежцы последовательно отстаивали идею национальной независимости, явно памятуя, что самозванцы «приходят и уходят», и сразу поддержали Первое и Второе ополчение, освобождавшее Россию от польских оккупантов.

Учитывая то, что в Воронеж при всех самозванцах свозилось оружие и продовольствие для похода на Азов, он представлял собой важное стратегическое значение. При воцарении Романовых казачий атаман Иван Заруцкий (на деле – мещанин из Стародуба) попытался захватить город. К Заруцкому, имевшему в обозе «царицу» Марину Мнишек с младенцем-«лжецесаревичем», примкнули воронежские, усманские и сокольские атаманы. Оставив в Воронеже небольшой гарнизон, Заруцкий с основными силами вышел к Русскому Рогу, в трех верстах севернее города. Сражение продолжалось пять дней (с 29 июня по 3 июля). Царским воеводам М. Куракину и И. Язвецову удалось переманить на свою сторону большую часть мятежных казаков. Большую роль сыграло, видно, и то, что казаки хорошо помнили деда молодого царя Михаила – Никиту Романовича – весьма уважаемого ими человека. [Про Никиту Романовича сложена серия народных былин]. Остатки мятежного войска были разбиты в озерных заливах и утонули на переправах. Заруцкий со 150 казаками бежал в Астрахань. [6]

В руки воронежских воевод попала переписка Заруцкого с королем Сигизмундом, из которой явствовало то, что «казачий атаман» на деле агент польского короля. Впоследствии, в отличие от остальных прощёных «перебежчиков», Заруцкий был повешен. [1]

В заключение хочется еще раз вспомнить и особо отметить имена некоторых воронежцев, проявивших стойкость во времена Смуты. (Составлено по материалам В. Глазьева. [3])

Иван Дмитриевич Плещеев – воронежский воевода в 1603 г. Последовательно пресекал слухи о «спасенном царевиче». При Лжедмитрии I ушел от дел. При Шуйском – воевода в Астрахани. Освободитель Нижнего Новгорода, Мурома и Владимира от сторонников Лжедмитрия II. При Романовых – псковский воевода.

Михаил Дмитриев – воронежский воевода в 1606 г. Был послан в Воронеж после победы над Болотниковым. Участник Второго ополчения, во время освобождения Москвы командовал полком у Покровских ворот. (Обратите внимание, сколько воронежских военачальников играли самые заглавные роли в освобождении Москвы! Это – прямое свидетельство того огромного военного и политического значения, которое придавали в Кремле Воронежу. – прим. ред.). Убит в 1616 г. в бою под Болховом.

Даниил Иванович Долгорукий – воронежский воевода в 1607 г. Сын Ивана Долгорукого, убитого при взятии Воронежа каневскими черкасами в 1590 г. После Воронежа он – глава рязанского ополчения против Лжедмитрия II. После был воеводой на русско-польской границе. В 1618 г. защищал Москву у Калужских ворот от войск Владислава.

Василий Черкасский – воронежский воевода в 1614 г. Воевал против Болотникова под Калугой. Родственник рода Романовых. После их воцарения восстанавливал от запустения городскую крепость.

Никита Борятинский – воронежский воевода в 1615-1616 гг. Воевал с поляками под Смоленском и с «бандой» Заруцкого в Астрахани. При нём была составлена Дозорная книга – первое сохранившееся подробное описание Воронежского уезда.

Василий Романович Пронский – воронежский воевода в 1616 г. Во время Смуты в чине стольника воевал с Болотниковым под Калугой. На должности воеводы в Костроме был в делегации Земского собора, приглашавшей Михаила Романова на царство. Совместно с воеводой Артемием Лодыгиным выдержал в 1617 г. осаду Воронежа польскими оккупантами.

Борис Лукич Хрущов – воронежский казачий голова при нескольких воеводах. Вначале, вместе с Кольцовым-Мосальским, руководил строительством Ливен. Сторонник независимого казачьего самоуправления. При подходе Самозванца был послан для агитации в земли донских казаков против расстриги. В годы Смуты – голова в Валуйках, Рыльске, Ельце и Туле. Последовательный сторонник законной власти – Шуйского и Романова.

Михаил Куракин и Иван Язвецов – по воцарению Романова отправлены под Воронеж выбивать из него Ивана Заруцкого с Мариной Мнишек, возводивших на престол сына Марины младенца Ивана. У Русского рога (теперь – Северный микрорайон г. Воронежа) Заруцкий ими был разбит и бежал в Астрахань.

Борис Нащокин – воронежский воевода в 1620-1622 гг. В 1605 . участвовал в битве с Лжедмитрием под Добрыничами. Привез в Москву пленных поляков и был щедро награжден царем Борисом. С 1608 г. – воевода в Тобольске. В 1621 г., будучи воронежским воеводой, собрал ополчение и устроил Смотр служилых людей для ведения боевых действий против поляков. Сохранились поименные списки воронежских служилых людей – дворян и казаков.

Василий Третьяков и Прокофий Воейков – воронежские воеводы в 1622 г. Воейков воевал с войсками Речи Посполитой в 1614-1616 гг. под Гомелем, Стародубом и Любечем. Назначенные в Воронеж воеводы укрепили воронежские «сторожа» и отбили ряд крупных татарских нападений.

Иван Волынский – воронежский воевода в 1625 г. Воевал против Сигизмунда в Первом ополчении. В 1616 г. – курский воевода, отбил от города несколько польских нападений.

Воеводы Степан Гагин, Сергей Стрешнев и казачий голова Борис Каменное ожерелье – руководили Воронежем в 1626 г. Активные участники русского сопротивления в годы Смуты. Гагин – рюрикович из ярославских князей, его отец Иван – член государственной Думы (ум. 1598 г.). Его сын возглавлял посольство на Украине во время выборов там гетмана. Стрешнев – родственник Романовых. Царь Михаил был женат на Евдокии Стрешневой. Борис Каменное Ожерелье – казачий атаман, участник Первого и Второго ополчений. Оборонял Москву от войск гетмана Ходкевича. Был награждён двором и лавкой в Москве, в Воронеже поместными землями. Московское правительство поручило Борису обеспечить воронежских служилых людей ручным огнестрельным оружием – самопалами.

Исаак Погожий – воронежский воевода в 1629 г. В годы Смуты был членом Первого и Второго ополчений. С войсками Минина и Пожарского освобождал Москву. В годы своего воеводства сделал капитальный ремонт воронежской крепости.

Воевода Семен Львов и казачий голова Василий Шайдур. За активное участие в боях с поляками Шайдур награжден поместьями в воронежском уезде. Воевода Львов в 1630 г. готовился отразить возможное нападение на Воронеж войск Владислава. Погиб в сражении под Конотопом в 1659 г.

Воронежские казачьи атаманы Ларион Камынин, Родион Кулпинский и Иван Орефьев – ветераны борьбы против польской интервенции. В преддверии новой русско-польской войны казачьи отряды под их руководством отбили нападение «воровских черкас» под Борщовым и Костомарово. В 1632 г. отличились в боях с войсками Владислава под Трубчевском.

Список источников и литературы:

1. Соловьёв С.М. «История России с древнейших времен». Т. 9-10 М. 1961 г.

2. Базилевич К.В. Новицкий Г.А. История СССР М. ВПШ 1946 г.

3. Глазьев В.Н. «Воронежские воеводы» Воронеж ЦДВВК 2007 167 с.

4. «Очерки истории Воронежского края т.1 Воронеж ВГУ 1961 519 с.

5. Беляев И.Ф. «О сторожевой, станичной и полевой службе на польской Украине Московского государства до царя Алексея Михайловича М. 1846 г.

6. «России Чернозёмный край» Воронеж. 2000. 864с.

7. ЦГАДА, ф. 141, оп. 1, 1594 г., д. 1.