Процесс формирования древнегреческого этноса изучен достаточно широко. Казалось бы, мы знаем о древних греках «все» или практически почти все. Тем не менее, за последнее время появилось много «смелых» гипотез, совершенно по-новому освещающих древнегреческую историю. Одна из таких гипотез – работа «воронежского грека» Георгиса Велласа, лингвиста по профессии и поэта в душе, долгое время проработавшего преподавателем на историческом факультете ВГУ. Речь идет о его труде «Скотоводы восточно-европейской степи и лесостепи, доантичный Эпир, Эллины и Эллада». (2001 г.)

В своей книге Веллас доказывает, что древнейшее античное население Пелопоннесского полуострова в большинстве своем состояло из выходцев Верхнего и Среднего Дона.

Первый исследователь донских корней античного мира Евграф Савельев в своем труде «Древняя история казачества», изданном в Новочеркасске в 1918 году, т.е. почти сто лет назад, видел казачьих предков во всех великих цивилизациях Древнего мира. В главе VI «Геты-русы» он пишет о воинском сословии Гетов (от слова «геть» – двигаться, идти вперед) составлявших передовые отряды древних ариев, которые принимали участие во всех военных конфликтах Европы, Малой Азии и Египта. Согласно Савельеву, с небольшими фонетическими различиями, геты фракийские, гиксосы египетские, хетты анатолийские и этруски (геты-русы) и далее, готы Приазовья были единым народом и первопредками донского казачества. В том же контексте автор описывает и знаменитую Троянскую войну между дарданянами (донцами), троянцами и конфедерацией пелопоннесских племен данайцами (по сути, тоже донцами).

Поскольку Савельев писал «Историю казачества», к его труду отнеслись достаточно скептично, как попытку «удревнить» казачью родословную. Ведь до сих пор спорят, кто такие казаки – военное сословие или самобытный этнос. Если сословие, то аналоги легкой кавалерии, завоевывающей огромные пространства Евразии, можно найти во всех периодах античной истории. И более того, именно на лесостепных просторах Восточной Европы – прародины индоевропейцев, была впервые приручена лошадь и изобретена колесница. Если казаки – самобытный этнос, то вопрос о его древности требует более весомых доказательств, прежде всего археологических и лингвистических.

Тем не менее, сам по себе вопрос о генезисе первобытных греков достаточно интересен. Согласно классической версии («Всемирная история», т.1) в III тыс. до н.э. Элладу с времен неолита заселяли племена пеласгов, карийцев и лелегов – народов не индоевропейского типа. Между 2200 и 2200 гг. до н.э. в Грецию вторглись древние индоевропейцы – ионийцы, ахейцы и эолийцы. «При раскопках во многих поселениях раннеэлладский слой отделен от последующих прослойкой пепла, многие поселения были покинуты своими жителями… Начало среднеэлладского периода совпадает во времени с появлением хеттских племен в Малой Азии, говоривших на языке, принадлежавшем к индоевропейской семье. В то же время (на рубеже XIII-XII вв. до н.э.) на Пелопоннесе начинается вторжение дорийцев. Наиболее развитыми оказались племена ахейцев, создавших Микенское царство и развязавших Троянскую войну».

В своих комментариях греческих мифов Георгис Веллас указывал на связь протогреков с евразийскими степями и лесостепью – зоной обитания коневодческих племен. По его мнению, самое раннее эллинское нашествие на Балканы, состоявшееся в начале II тыс. до н.э., было осуществлено эолийцами, которые первыми отделились от ведических ариев, но, продолжая почитать арийскую триаду богов – Индру, Митру и Варуну, преодолели естественную преграду Офрийской горной цепи и небольшими вооруженными группами конных пастухов завоевали Фессалию и Эпир, где смешались с местным населенном горных пастухов козо- и овцепасов. [1]

Такой калейдоскоп народов, переселяющихся в Грецию на всем протяжении ее истории, отразился в наличии многочисленных разноязычных диалектов с множеством архаизмов до греческого времени. Поэтому вполне естественно, что лингвистические параллели с населением Верхнего Дона можно проводить лишь на самом поверхностном уровне. Впрочем, и новогреческий язык далеко не однороден и состоит из 8 диалектов – еврейско-греческий диалект, известный также как романиотский язык, каппадокийский язык, кипрский диалект, критский диалект, румейский язык, трапезундско-румейский и понтийские языки. Наиболее архаичным является цаконский язык, унаследованный от древних дорийцев, но на нем говорят лишь в нескольких деревнях на южном Пелопоннесе.

Если лингвистическая связь древних греков с населением Верхнего Дона прослеживается с трудом, то в области мифологии и археологии связь эта устанавливается достаточно прочно. Дело в том, что население степной и лесостепной части Русской равнины (междуречье Днепра, Дона и Волги) периодически (добровольно-принудительно) мигрировало в западном направлении под давлением новой волны индоевропейских завоевателей. Первым иммигрировало население, археологически характеризуемое как Трипольская культура, керамика которой является полным аналогом микенской керамики. Видимо, их и следует считать эолийцами.

Археологические культуры степной и лесостепной части Русской равнины энеолитического времени и бронзового века сменялись со следующей последовательностью – ямная, сменившая трипольскую, была поглощена катакомбной с Кавказа и абашевской из Зауралья. Далее наибольшее развитие получает так называемая срубная культура. Все эти названия исходят из особенностей погребального обряда. Об этнической принадлежности жителей этих культур во «Всемирной Истории» говорится:

«Вся обширная область Казахстана, степной и лесостепной части Западной Сибири и Южного Приуралья вплоть до Каспия представляет собой территорию, занятую племенами андроновской культуры, поразительно однородной на всем этом огромном пространстве. К западу, охватывая все Нижнее и Среднее Поволжье, причерноморские степи вплоть до Днепра, а южнее до района современной Одессы, занимая также лесостепную зону до границ бассейна Оки, лежит вторая огромная территория племен срубной культуры, близкой по облику к андроновской культуре…». (Т.1, с.451.)

«….антропологическое изучение останков андроновцев и савроматов также говорит об их генетическом родстве. Все это позволяет предполагать, что племена, создавшие андроновскую культуру, и по языку были прямыми предками саков и савроматов, т.е. говорили на языке иранской ветви индоевропейской семьи… Во второй половине II тысячелетия до н.э. андроновские племена широко расселились в южном направлении – они появляются в Южном Казахстане, в Киргизии. Племена с культурой, родственной андроновской, появляются в это время не только в Хорезме, но и на юге Средней Азии, плоть до границ современных Афганистана и Ирана». (Там же, с. 457.) [2]

Воронежские археологи (напр. А.З. Винников и А.Т. Синюк) достаточно подробно описали археологические культуры Верхнего Дона до скифского периода, т.е. эпоху энеолита IV тыс. до н.э. В это время в воронежских степях появляются подвижные коневодческие племена с едиными признаками материальной и духовной культуры. Они распространились до самых верховьев р. Воронеж, но эта культура почему-то археологами названа нижнедонской. (!?)

Развитие коневодства породило культ коня: устраивались жертвенники из конских голов. Культ коня отразился и на костяных пластинках, изображавших лошадей.

Со второй половины IV тысячелетия до н.э. культурное единство племен нижнедонской культуры было нарушено. Появились две обособленные культуры – репинская, ставшая автохтонной (местной) и расселившаяся на обширных пространствах междуречья Днепра и Дона среднестоговская (по названию одного из могильников на Днепре). [3] Очевидно, эта группа арийских коневодов и вытеснила древних трипольцев сначала на Фракийские степи, а затем и на Пелопоннес.

С середины III в. в бассейне Дона появляются новые коневодческие племена древнеямной культуры, пришедшие из Приуралья.

Характерной принадлежностью погребального обряда пришельцев являлись надмогильные насыпи – курганы. С того времени курганы становятся неотъемлемой деталью степного и лесостепного ландшафта. В древнейшие курганы делались подхоронения и в последующие эпохи, вплоть до средневековья. Создавались и новые курганы, что предусматривалось обеими установками языческих религий. И только с утверждением на русских землях христианства курганы теряют свое значение. Однако вспомним, что через много лет появились казачьи курганы. [4]

Первоначальная функция курганов – место обитания умерших, откуда их души вознесутся к богам. Разве не те же цели преследовали древние фараоны Египта, когда создавали для себя грандиозные пирамиды? Нельзя исключать того, что курганы – отражение тех же пирамид. Здесь наблюдается проявление общей идеологической основы, но в условиях местной специфики социально экономического развития. [5]

Удалось установить, что размещение насыпей преднамеренно планировалось. Курганы являлись как бы узловыми точками поверхности могильника. Направленные через них условные линии создают комбинации отрезков и геометрических фигур, напоминающие расположение небесных светил в определенные времена года. Курганы являлись одновременно и святилищами, и древними астрономическими обсерваториями, где проводили сложные календарные расчеты.

Древние курганы, располагаясь на возвышенных водоразделах, служили ориентирами во время движения для многочисленных групп скотоводов, особенно при освоении новых пространств. Еще в недалеком прошлом наиболее высокие курганы использовались в качестве сторожевых постов, откуда казаки и стрельцы сигнальными кострами оповещали о приближении к границам Русского государства конных отрядов крымских татар. На «сторожевых» курганах выстраивали вышки и укрытия. [6]

Сравнение воронежскими археологами донских курганов с пирамидами Египта наводит на мысль о более древнем источнике формы курганов, а именно сибирских сопок. Пришедшее население, возможно, стремилось искусственно создать привычный для себя ландшафт. Наверное, это и объясняет «загадку» египетских пирамид, которые были изначально созданы пришлыми из Сибири кочевыми арийцами как форма ландшафта, а затем получивших сакральное значение. (Факт, что основные захоронения египетской знати совершались не в пирамидах, а в гробницах шахтного типа.)

Описывая следующую археологическую культуру, Анатолий Винников тоже приводит ее аналогии с бассейном Средиземноморья и Египтом. Так, он пишет:

«На рубеже III и II тысячелетий до н.э. на донской территории вновь происходят важные события: в среду древнеямных племен начинают внедряться группы населения с иными традициями материальной и духовной культуры, иной структурой хозяйствования. Каково их происхождение – сказать пока трудно. Они были знакомы с традициями народов, обитавших в то время в бассейне Средиземноморья, на Крите и прилегающих островах, о чем можно судить по таким признакам, как погребальные сооружения с катакомбами (подбоями); очень своеобразные глиняные ритуальные сосуды на ножках – «курильницы»; орнаментация сосудов в виде концентрических кругов; искусственная прижизненная деформация черепов. (Кстати, «вытягивание» у детей голов с помощью дощечек было весьма «модным» в высшем древнеегипетском обществе.)

Пришельцы оказались победителями в Поднепровье, на Донетчине, в Приазовье, Предкавказье, где под их воздействием сложилось несколько родственных синхронных культур, названных катакомбными (по характеру могильных сооружений). Но на Среднем Дону они не смогли окончательно подчинить себе местное население, хотя их традиции вошли в состав среднедонской катакомбной культуры». [7]

Параллельно с племенами катакомбной культуры, тяготевшей все же больше к районам Нижнего Дона, Приазовья и Кавказа, существовали племена абашевской культуры. Эта культура как бы продолжала традиции связей с Уральским регионом и, одновременно, тяготела к автохтонам Верхнего Дона – племенам репинской и ямной культур, составивших в нашем регионе особую «воронежскую культуру».

«В системе социальной стратификации абашевского сообщества археологические материалы указывают на существование профессионального воинского сословия, состоявшего из различных групп военных (воины-колесничие, возничие, пешие воины-лучники и лучники-всадники). В принадлежности могилы воина-колесничего (курган Староюрьево Тамбовской области) найдены костяные псалии (детали узды) с резными украшениями, весьма напоминающие детали колесничей упряжки, увековеченной в рисунках на гробницах микенских царей архаической Греции». [8]

Согласно книге Георгиса Велласа: «…погребальный обряд Микен контаминирует с позднеабашевским и позднесинташтинеским. Родственны в ряде случаев поза и локализация костяков, сопровождаемых обильным инвентарем. Памятники микенского стиля встречаются также в степной и лесостепной полосе от Башкирии до Днепра. Здесь протогреческий орнамент украшает предметы раннесрубной культуры, складывающейся под сильным влиянием абашевских древностей. Эти предметы трудно считать импортом из Эллады или же признаками воздействия культур Эгеиды. Хронологически они младше греческих образцов». [9]

На рубеже II тыс. до н.э. под натиском абашевцев состоялся уход катакомбного населения с территории Верхнего Дона. Естественно, что полного исчезновения прежнего населения не было. Катакомбные укрепленные поселения абашевского времени известны на высоких труднодоступных мысах правобережья Среднего Дона, а ранние абашевские памятники преобладают в северной части лесостепного левобережья. [10]

С известной долей условности население катакомбной культуры можно отождествить с древними киммерийцами – первыми из северочерноморских племен, которых мы знаем по имени. Под несколько измененным именем народа «гимиррай» они упоминаются и в ассирийских клинописных текстах конца VIII в. до н.э. В силу различных коллизий они оказались сначала в Урарту, а затем и в Передней и Малой Азии. Киммерийское войско, состоявшее сплошь из конницы, обладало большой подвижностью.

Согласно сведениям «Всемирной истории», «…киммерийское войско владело незнакомой дотоле народам Древнего Востока массовой конно-стрелковой тактикой. Оно представляло серьезную угрозу для древневосточных рабовладельческих государств… Центральная часть Малой Азии стала добычей киммерийских племен. В течение первой половины VII в. почти все области Малой Азии подвергаются сокрушительным набегам киммерийцев, которые нападают и на столицу Лидии – Сарды и на греческие города на побережье Эгейского моря… киммерийцы, по-видимому, соединились с фракийцами (трерами), проникшими с Балкан в Малую Азию через Боспор и Дарданеллы». [11]

Как бы то ни было, в археологическом музее ВГУ демонстрируются киммерийская керамика воронежского левобережья. А на правом берегу р. Воронеж известны укрепленные поселения абашевцев – Шиловское, Сады, Чижовское и др. [12] Особенно интересно Шиловское поселение, относящееся к многослойным – наиболее ранние материалы эпохи бронзы относят к катакомбной культуре, причем кратковременного пребывания. С абашевским временем связан ряд построек квадратной формы и ряд фортификаций – ров шириной 2,5 метра и стена в виде частокола. [13]

Археологами допускается, что в середине II тысячелетия до н.э. произошло соединение традиций катакомбной и абашевской культур. Это была попытка объединиться перед общей опасностью. «Ведь именно тогда на громадных пространствах Восточной Европы, включая и Средний Дон, формируется новое объединение племен, получивших обобщенное название срубной археологической культуры». [14]

Основной массив распространения памятников срубной культурно-исторической общности (вторая половина II тыс. до н.э.) охватывает как степные, так и лесостепные пространства донецко-доно-волжского региона, включая восточные районы Украины на западе и Южный Урал на востоке. Относительно Верхнего Дона воронежский археолог А. Пряхин заметил: «Налицо значительная плотность населения на единицу площади. Сошлюсь на пример воронежского археологического микрорайона: в нижнем течении р. Воронеж на территории в радиусе 20 км открыто 33 бытовых памятника доно-волжской абашевской культуры и около 100 бытовых памятников донской лесостепной срубной культуры, из которых более 20, кстати сказать, изучались раскопками. То есть, в срубное время (эпоху поздней бронзы) плотность населения достигает масштабов, которые впоследствии оказываются превзойденными лишь в недавние столетия». [15]

Плотность заселения, особенно в эпоху поздней бронзы, сочетается с масштабностью строительной деятельности, нацеленной, в том числе и на возведение культово-погребальных комплексов, включая храмы-святилища. По словам А. Пряхина можно говорить о протоцивилизации бронзового века с ее «воронежским филиалом» (а может быть, центром? – прим. ред.) и наличии на воронежских землях культовых памятников и религиозно-административных центров аркаимского типа.

Анатолий Винников так же отмечает этническую взаимосвязь между населением Дона в разные периоды эпохи бронзы: «На протяжении многих столетий здесь шел процесс складывания древнейших индоиранских групп, а около середины II тысячелетия они влились в широкий и мощный поток переселенцев, двигавшихся в восточном и юго-восточном направлениях и ставших затем хозяевами громадных пространств Малой Азии, Иранского нагорья, Индии». [16, с.157]

От племен срубной культуры остались лишь археологические «артефакты», говорящие о зачатках письменности, религиозных культах и социально-бытовых особенностях (в. т.ч. и развитой металлургии). На Верхнем Дону сохранилось множество общеарийских географических названий. В частности, само слово «Воронеж» имеет в своей основе общие представления индоевропейских племен об убежище, граде, огороженном месте: …«что достаточно четко воплотилось в слове «ВАРА» авестийской традиции, обозначающем понятие «обитель, убежище праведников», представлявшее собой квадратное ограждение со стороной в лошадиный бег, возведенное богом Йимой в стране Ариана Вейджо для спасения людей от чудовищной зимы». [17]

От следующей мегакультуры – скифской, помимо Царских курганов, остались обширные письменные сведения во всевозможных источниках, и прежде всего – в греческих. Гиперборейская тема буквально пронизывает всю древнегреческую мифологию.

«Населенная одноименным народом, страна, называемая Гиперборея, расположенная к северу от мест обитания Борея-бога северного ветра и сына титанидов Астрея и Эос, она упиралась в обтекавшую Землю реку Океан и была населена избранниками богов и любимцами бога Аполлона. Этот народ бессмертен, ведет блаженную, связанную с пирами, песнями и плясками жизнь и воспевает своего покровителя через каждые 19 лет, когда Аполлон пребывает в находящийся в их земле своей летней резиденции. Стрела, ворон и лавр, обладающие чудодейственной силой, являются священными символами бога, которому в качестве священного жертвоприношения дарят первый урожай, сопровождая церемонию-обряд молитвами и гимнами, обращенными к повелителю полуденного солнца. Его служители – Абарис и Аристей рассматривались в качестве учителей греков в области музыки, философии, искусства создания поэм и гимнов. Гипербореи посылают скифам жертвенные дары, завернутые в пшеничную солому. От скифов дары принимают ближайшие соседи, и каждый народ всегда передает их все дальше и дальше вплоть до Адриатического моря на крайнем западе. Оттуда дары отправляют на юг: сначала они попадают к додонским эллинам…» [18]

Так по сообщению Гесиода о том, что путь Медеи и Ясона пролегал через земли «владеющих тучными стадами гипербореев» [19], который в плане хронологии накладывается на время распространения в степи и лесостепи Восточной Европы памятников племен степных скотоводов II тыс. до н.э.

Отголоски представлений о контактах с гипербореями присутствуют и в убежденности составителей сказаний об аргонавтах, в присутствии среди отправивших за золотым руном героев сыновей холодного северного ветра – Борея, которые, собственно, и освободили Финея от колдовства Кирки. [20]

Описанный Гомером путь аргонавтов фиксирует древнейший маршрут, по которому население Северной Греции осуществляло связи с Восточной Европой. Он находит подтверждение во множестве греческих мифов, повествующих о непосредственных связях эллинских богов и героев с областями в междуречье Днепра и Дона, а также об известном родстве гипербореев и эллинов, что вполне вписывается в представления, выведенные современными археологами, лингвистами и историками греческой мифологии и религии. [21]

С учетом путей распространения оружия и янтаря видно, что указанный Геродотом путь священных даров гипербореев, так или иначе, совпадает с маршрутом, использовавшимся на рубеже раннеэллинского периода в развитии меновых отношений между населением далеко отстоящих районов, причем свидетельства об использовании аргонавтами речных путей в Италии и Северной Греции вполне соответствуют прохождению и янтарного, и оружейного пути из области Подунавья через реки По, Мату и Аоос, последняя из которых пересекла в нижнем течении область Додоны. [22]

Особенно популярными, особенно в период греческой колонизации Причерноморья, были мифы о Геракле. В одном из мифов, изложенных Геродотом (IV, 8-10), говорится о связи героя с дочерью Борисфена – змееногой местной богиней. Согласно нему, Геракл, гоня коров Гериона, оказался в Скифии. В то время страна не была еще заселена (а по Аполлодору и не носила еще такого названия). Здесь из колесницы уснувшего героя выкрали коней, которых после долгих поисков он обнаружил в местечке Гилея, в пещере в распоряжении полуженщины-полузмеи, которая условием возвращения поставила согласие Геракла на связь с ней, чтобы результатом ее стало появление у нее потомства от греческого героя. В итоге появилось трое сыновей – Агафирс, Гелон и младший – Скиф. [23]

Потомками легендарного Геракла – Гераклидами считали себя несколько исторических царских родов архаической Греции. А такой этнос как дорийцы, под начальством Гераклидов, вторглись в Пелопоннес под предлогом возвращения земель, некогда принадлежавших Гераклу. Полисы дорийцев раскинулись по всей Греции. Наиболее известным дорийским полисом стала Спарта. В Спарте дольше всего сохранялись простой образ жизни, воинская доблесть и дисциплина граждан, что, как полагали античные авторы, было свойственно именно дорийцам. О том, что прошлой родиной дорийцев было Северное Причерноморье, куда они были вытеснены с Верхнего Дона племенами скифов, говорит то, что в горном Крыму оставалась местность Дори (от Бахчисарая до Севастополя), населенная потомками киммерийцев – таврами. Непосредственной колонией дорийцев оставался Херсонес Таврический. [24]

Если обратиться к более ранним ступеням греческой мифологии, то можно обнаружить ряд черт, прямо показывающих их общеарийское этногенетическое родство. Прежде всего, и в ведийском, и в ахейском, и в дорическом пантеонах царствовал бог-громовик (Зевс-Индра). Еще более поразительным выступает сходство между эпическими поэмами Эллады и Древней Индии. Их по две в каждой стране (Илиада – Рамаяна, Одиссея – Махабхарата). И в Илиаде, и в Рамаяне (во многом близких друг другу) развивается тема войны, начатой из-за прекрасной женщины, осады великого города (Илион – Ланка), в котором скрывается похититель чужой жены (Елены – Ситы). И там и здесь великий герой гибнет от случайной стрелы (Кришна – Ахилл). В другой поэме развивается тема длительного скитания знатных изгнанников. Судьба индийских Пандавов очень напоминает судьбу греческих Гераклидов (происхождение, лишение трона, борьба за возвращение царства). [25]

О том, что древние эллины локализовывали свою прародину на севере европейского континента, говорит и сообщение Геродота о жителях Верхнего Дона Гелонах и городе Гелон. Он пишет, что «жители Гелона издревле были эллинами» и что это было земледельческое население среди кочевников-будинов, почитавшее эллинских богов, в том числе и Диониса (Неrod., IV, 108-109). Собственно фонетически слова Эллины (Неllenoi) и Гелоны совершенно близки. Так же не случайно, что переселившиеся в XIX-XVI вв. до н.э. с территории Среднего Дона в Эпир (Северо-Западная Греция) протогреки назвали центральную часть Эпира Додона.

Думается, что в «Сказке о Золотом петушке» А.С. Пушкина тоже есть отголоски древнеарийского эпоса (царь Додон). Еще одна русская сказка, переложенная Пушкиным – «Сказка о царе Салтане» по сюжету схожа с греческим эпосом о Данае и Персее. Так, дорийский царь Акрисий приказал посадить свою дочь Данаю с малолетним Персеем в большой деревянный ящик и бросить в море. Волны пригнали ящик к острову Серифу, где Даная и Персей были спасены местным рыбаком. [26]

Эпирским царством правили потомки легендарного Ахилла – Пирриды, по многим источникам выходца из земель Северного Причерноморья. В историю вошло выражение «пиррова победа», что означает победу, доставшуюся чрезмерной ценой. Источником ее служит история войны римлян с эпирским царем Пирром, где, несмотря на победу, по преданию было сказано: «Еще одна такая победа – и я останусь без войска». К роду Пирридов принадлежала и Олимпиада, мать Александра Македонского. [27]

В заключение своей книги Веллас пишет:

История взаимоотношений населения Северо-Западной Греции с племенами степи и лесостепи Евразии вообще, и с носителями культур неолита-бронзы на Среднем Дону в частности имела длительный характер, развивалась в пределах хронологического диапазона (с начала III тыс. до н.э. до XIV ХIII вв. до н.э.) и прошла три важнейших этапа. На первом из них север Балканского полуострова пытались освоить палеогреческие группы скотоводческого населения, относившиеся еще к единой арийской общности междуречий Днепра и Дона (середина – конец III тыс. до н.э.). На втором, или в XX-XVIII вв. до н.э. через Дунайские области в Северную Грецию проникла новая волна племен индоевропейцев, отделившихся от индо-ариев где-то на границах Дона, которых уже можно отождествлять с носителями кентумного диалекта и материальной культурой, как собственно представителей древнеямной общности, так и возникших после ее распада образований носителей локальных культур степи и лесостепи Евразии, из которых катакомбно-абашевские памятники проявляют наибольшее сходство с той культурой, которая получила распространение в Северной и Средней Греции в самом начале Средне-Эллинского периода, т.е. с 1900 г. до н.э.

Что касается третьего этапа, то его необходимо связать с появлением на Балканах новой группы скотоводов-кочевников, имевших отношение к древностям катакомбного и срубно-абашевского (при доминировании второго) круга. С ними в Среднюю и Южную Грецию распространилось идентичное вооружение, орнамент, а так же возродился курганный обряд захоронений, характерной чертой которого выступают следы конских погребений и элементы культа коня.

Второй этап проникновения на Балканы носителей скотоводческо-кочевнического типа отмечен для времени ХХ-ХVIII вв. до н.э. и связывается в литературе с распространением в Греции памятников пережиточной стадии балканского энеолита – носителей древнеямно-катакомбной общности эпохи ранней бронзы. В результате их появления все старые культуры и формы жизни практически исчезают или существенным образом трансформируются. Важно, что новые завоеватели Балкан не только имели генетическое родство со своими предшественниками, но и обладали весьма четкими различиями в языке и материальной культуре, показателем которой стал курганного типа погребальный обряд: скорченность костяков, присутствие атрибутов власти – боевых топоров, кружальной керамики и украшений, сопровождавшихся иглами и заколками из меди и бронзы в виде стрел и молоточков. Обращает на себя внимание то, что для таких захоронений довольно часты следы жертвоприношений овец и коней. При этом до сих пор на территории Северной Греции не выявлено следов долговременных или укрепленных, типа городищ, поселений носителей этой культуры.

Самым показательным свидетельством генетической связи населения Среднего Дона с памятниками Фессалии и Арголиды эпохи средней бронзы выступают параллели в погребальных комплексах этих двух, казалось бы, далеко отстоящих друг от друга районов. В донских и микенских памятниках отмечено тождество вооружения (наконечники копий), предметов конской упряжки (псалии) и престижного значения многоцелевых транспортных средств (колесницы).

Воздействие балкано-дунайских и центрально-европейских культур в сочетании с влиянием уклада и обычаев степи и лесостепи Восточной Европы имело своим следствием общие культурные изменения во всех этих районах. Последнее нашло конкретное выражение в распространении курганного обряда, отражавшего общность религиозных и идеологических представлений с индивидуальными скорченными погребениями Центральной Европы и Балкан. Обширная общность этих культур, так называемого ямно-катакомбного круга от Южного Урала до Югославии, Северной Греции и Паннонской низменности в среднем Подунавье, традиционно связывается в археологической литературе с восточноевропейской прародиной индоевропейцев.

Согласно новейшим данным, она пришла в движение в XVIII-XVII вв. до н.э., положив начало длительному процессу разного рода этнокультурных контактов, завершившихся к XVI-XV вв. до н.э. активизацией их носителей и их продвижением на запад и юго-запад Балкан. По мнению ряда отечественных и зарубежных ученых, именно таким образом происходил процесс индоевропеизации Европы. Это нашло археологическое выражение в распространении в Среднем и Нижнем Подунавье и примыкающих к ним районах многочисленных подкурганных захоронений, проявляющих отчетливую связь с культурами ямно-катакомбного круга Восточноевропейский степи и лесостепи.

Сопутствующей стороной этого процесса явилось распространение вместе с носителями кочевническо-скотоводческого хозяйственно-культурного уклада, нашедшего отражение не только в погребальном обряде и в бытовых памятниках, культуре коневодства, топографии, облике и структуре поселков, домостроительстве, каменной индустрии, металлургии и металлообработке меди, форме и орнаментации керамики, культовых изделиях и предметах искусства, соотношении форм хозяйства и антропологических показателей, но и в перенесении в новые места обитания с их прародины языка общения. Он обогатился, по мере передвижения в новые места расселения, за счет разнообразных новых контактов, как с родственными, так и с неродственными диалектами, и былых традиций, что способствовало (при сохранении первоначальной их основы) социально-политической консолидации пришельцев завоевателей и автохтонов. А это, в свою очередь, закладывало способ осознания своей обособленности и исключительности в новом месте проживания фактически нового населения. Эпир, область Додоны и вся Северо-Западная Греция в данном отношении оказались в эпицентре указанного процесса.

В самое последнее время исследователи обратили внимание на то, что на движение прагреков из Причерноморских степей, а также на их Средне-Донской исходный «адрес» указывает наличие в названиях Великих восточноевропейских рек основы «дана». Она распространена фактически по всей Греции и островам Малой Азии в составе нескольких гидронимов и гомеровского этнонима – данайцы с многочисленными от него производными, в том числе и такого, который как показали исследования О.Н. Трубачева, имеет отношение к племени дандариев, обитавшем на побережье Меотийского озера и являвшегося по своему языку и индоарийским.

Дон, Днепр и Днестр, т.е. одна из упомянутых рек, название которой образовано от основы – дана, в своем нижнем и среднем течении может служить восточным рубежом распространения прагреков в тот (т.е. начиная с середины III тыс. до н.э.) период.

Во всяком случае, соотношение результатов исследования свидетельств античной традиции, свидетельство языка с данными археологии в целях воссоздания возможной картины происхождения и формирования древнегреческого этноса, и в частности, племен, называвших себя эллинами, как пришельцев из степи и лесостепи Евразии, указывает на достаточную глубину залегания представлений об их родстве с гипербореями и, следовательно, может служить свидетельством формирования последнего в условиях имевших в глубокой древности (до и после распада единой индоевропейской общности племен) контактов между греками и ариями. Зона этих контактов располагалась, по всей вероятности, в междуречье Днепра и Дона. Показательно, что выявленной лингвистической непрерывности в циркумпонтийской зоне, в особенности в ее северной половине вообще, и Балкано-Анатолийском ареале на указанных хронологических срезах в частности, целиком и полностью соответствует т.н. «контактная непрерывность» археологических культур. Это выражается, в конечном итоге, не только в культурной интеграции отдельных территорий, но и обитавших в пределах этих районов носителей различных субстратов индоевропейской общности.

Учитывая выше приведенные факты, вполне можно предположить, что ранние (времена абашевской культуры) памятники микенского стиля являются индикаторами формирования в евразийских степях (от Дона до Днепра) палеогреческой (ахейской) традиции, а поздние – срубной эпохи – следами влияния носителей этой традиции на племена, их сменившие. Археологическим эквивалентом протогреческой общности является абашевская культура Подонья. Сквозное (от р. Белой до зал. Арголикос) родство ряда предметов и культурных особенностей, относящихся к периоду ХVII-XV вв. до н.э., аргументируя излагаемую гипотезу, указывает на направление связей – с северо-востока на юго-запад. Именно таким путем распространялись роговые дисковидные псалии, впервые появившиеся в Евразийских степях. К данным лингвистики и археологии добавляются и доводы антропологов, согласно которым Евразийские степи, попадающие в фокус комплексных данных, можно считать зоной этнической прародины греков. [28]

Список источников и литературы;

1. Г.А. Веллас. «Скотоводы восточно-европейской степи и лесостепи, доантичный Эпир, Эллины и Эллада». Воронеж. (2001 г.) с. 3.

2. Всемирная История. Т.1 М. 1956 г. с.451-457.

3. А.З. Винников, А.Т. Синюк. «По дорогам минувших столетий» Воронеж. 1990 г. С. 105.

4. Там же, с. 113.

5. Там же, с. 115.

6. Там же, с. 118.

7. Там же, с. 121.

8. Там же, с. 129.

9. Г.А. Веллас. «Скотоводы восточно-европейской степи и лесостепи, доантичный Эпир, Эллины и Эллада». Воронеж. 2001 г. С. 60.

10. А.З. Винников, А.Т. Синюк. «По дорогам минувших столетий». Воронеж. 1990 г. С. 130.

11. Всемирная История. Т.1 М. 1956 г. С. 530.

12. «России Черноземный край». Воронеж. ЦДВЧК 2000 г. С. 148.

13. Там же, с.164.

14. А.З. Винников, А.Т. Синюк. «По дорогам минувших столетий» Воронеж 1990 г. С. 130.

15. А.Д. Пряхин. «Скотоводы эпохи бронзы Евразийской степи и лесостепи». Воронеж. ВГУ. 2001 г. С. 137.

16. А.З. Винников, А.Т. Синюк. «По дорогам минувших столетий». Воронеж. 1990 г. С. 157.

17. Г.А. Веллас. «Скотоводы восточно-европейской степи и лесостепи, доантичный Эпир, Эллины и Эллада» Воронеж. С. 76.

18. Там же, с. 5.

19. А. Кенель, Ж. Тортон. Древние греки «мифы и легенды». М. 1995 г.

20. Г.А. Веллас. «Скотоводы восточно-европейской степи и лесостепи, доантичный Эпир, Эллины и Эллада». Воронеж. С. 21.

21. Там же, с. 4.

22. Там же, с. 82.

23. Там же, с. 23.

24. История древнего мира. М., 1989. Т.1.

25. Г.А. Веллас. «Скотоводы восточно-европейской степи и лесостепи, доантичный Эпир, Эллины и Эллада» Воронеж. С. 42.

26. А. Кенель, Ж. Тортон. Древние греки «мифы и легенды». М. 1995 г.

27. С.С. Казаров. Царь Пирр и Эпирское государство в эллинистическом мире. Ростов-на-Дону: Изд-во РГПУ, 2004. 288 с.

28. Г.А. Веллас. «Скотоводы восточно-европейской степи и лесостепи, доантичный Эпир, Эллины и Эллада». Воронеж. С. 94-97.